Трамп заявил, что Путин может помочь ему заключить новую ядерную сделку с Ираном. Тот и правда подходит на роль посредника? И в чем выгода Кремля от участия в процессе? Рассуждает востоковед Никита Смагин
Переговоры о новой ядерной сделке между Ираном и США застопорились. Стороны пока не зашли в тупик, но пытаются выторговать как можно более выгодные условия. На фоне этой заминки о готовности помочь в заключении соглашения заявил Владимир Путин — он готов включиться в процесс в статусе посредника. Но так ли значимо участие в переговорах Москвы для Вашингтона и Тегерана? И насколько Кремль на самом деле заинтересован в снятии санкций с Ирана? На эти вопросы отвечает востоковед, автор телеграм-канала «Исламизм от иноагента» Никита Смагин.
Аудиоверсию этого текста слушайте на «Радио Медуза»
You can read this story in English here.
Дефицит данных об атомной программе Ирана — давняя проблема, решить которую пытался не один президент США. В том числе Трамп
Атомная программа Ирана — постоянный сюжет внешней политики США на Ближнем Востоке в XXI веке. Убедить или принудить Тегеран к тому, чтобы Исламская Республика не создавала дополнительную ядерную угрозу в регионе, пытались все американские президенты за указанный период: Джордж Буш-младший, Барак Обама, Дональд Трамп, Джо Байден — и снова Трамп.
О том, что Иран должен заполучить ядерные технологии, первым задумался еще последний шах Мохаммад Реза Пехлеви в 1960-е годы. Он планомерно шел по пути превращения страны в ведущую атомную державу Ближнего Востока. В тот период Тегеран импортировал все технологии из США и Европы, то есть процесс велся под строгим международным контролем. Поэтому ведущие мировые державы иранская ядерная программа не пугала.
После революции 1979 года все проекты шаха были свернуты: ни одну АЭС при нем достроить не успели. А вернулись к вопросу уже в 1990-е. Тогда Исламская Республика пригласила Россию создать на своей территории атомную станцию в Бушере. И поначалу российские технологии на службе у иранских исламистов тоже не сильно напугали мировую общественность от Вашингтона до Пекина. Речь шла о конкретном проекте под иностранным руководством.
Все изменилось в 2003 году. Тогда стало известно, что иранская сторона тайно ведет работы по разработке ядерного оружия. Находившийся у власти президент-реформист Мохаммад Хатами попытался погасить скандал — и договорился пустить в страну европейских наблюдателей. Однако международные специалисты не успели приехать до того, как в 2005 году на выборах в Иране победил ультраконсерватор Махмуд Ахмадинежад. Он провозгласил, что ядерная программа — неотъемлемое право Исламской Республики, а никаких наблюдателей Тегеран не пустит. И тут уже проблема озаботила многих.
Ахмадинежад своей агрессивной риторикой в адрес США и Израиля довел ситуацию до того, что давление на Иран начал организованно оказывать весь мир: США, Европа, Россия и Китай. Пиком этого курса стал период правления Обамы, который ввел удушающие санкции против Исламской Республики в 2011-2012 годах. Они включали запрет на экспорт нефти и отключение от SWIFT. И ограничения тогда поддержали даже Москва и Пекин.
Санкции привели к обвалу иранского риала и первой с 1980-х годов рецессии. Это быстро убедило местную элиту, что с США нужно договариваться. В 2013 году на выборах побеждает реформист Хасан Рухани, который запускает переговоры с Вашингтоном. В 2015-м стороны заключают ядерную сделку. Иран гарантирует мирный характер своей программы и допускает беспрецедентное в истории МАГАТЭ количество международных наблюдателей. В ответ США и ЕС снимают с Исламской Республики все санкции, введенные за ядерную программу.
В 2018 году президент Дональд Трамп, уверенный, что может заключить соглашение лучше, чем Обама, выходит из ядерной сделки в одностороннем порядке и возвращает все ограничения против Ирана. Он требует расширить договоренности — включить в них не только атомную, но и ракетную программу с региональной политикой Исламской Республики. Тегеран вести переговоры отказывается, надеясь на скорую смену президента в США. Однако после победы Джо Байдена договориться о деэскалации у Вашингтона и Тегерана не получается. Трамп возвращается в Белый дом — и возобновляет диалог с иранской стороной.
О чем Вашингтон и Тегеран спорят сегодня — и почему переговоры застопорились
Когда Дональд Трамп вернулся на пост президента США, многие ожидали, что в отношении Ирана он будет применять тот же подход, что практиковал в свой первый срок. Тогда республиканец выдвинул длинный список из требований к Тегерану, который включал отказ от обогащения урана, разработки ракет и поддержки всех прокси-сил в регионе, а также ограничения экспансии своей внешней политики. В Иране восприняли эти заявления как призыв к капитуляции без проигранной войны. И диалог ожидаемо не состоялся.
Однако на новом сроке Трамп начал с более умеренных позиций, заявив только о двух направлениях для дискуссии: ракетной программе и обогащении урана. При этом из Белого дома зазвучала грозная риторика о возможности удара по иранским ядерным объектам в случае, если Тегеран не сядет за стол переговоров. И диалог действительно начался. Правда, почти сразу из дискуссии исчез пункт про ракетную программу Ирана. А предметом разговора осталась деятельность страны в атомной сфере.
Всех деталей переговоров внешние наблюдатели не знают. Известно, что камнем преткновения остается вопрос об обогащения урана. США настаивают на том, что Тегеран имеет право на мирную атомную программу, но только на импортных материалах. То есть условная модель АЭС «Бушер», где станция работает на топливе из России, может практиковаться. Но сама иранская сторона не должна обогащать уран на своих реакторах. Исламская Республика же настаивает на том, что обогащение — ее неотъемлемое право. При этом страна может гарантировать, что не будет превышать уровня 3,67% и допустит международных наблюдателей для верификации.
В то же время источники издания Axios утверждают, что Трамп готов пойти на уступку и на этом направлении. Последнее предложение США якобы предполагает, что Иран должен лишь на время остановить работу центрифуг на подземных объектах, а затем сможет обогащать уран до все тех же 3,67%. Если Вашингтон действительно готов пойти на это, речь фактически идет о возвращении к сделке образца 2015 года, которую Трамп разрушил.
Впрочем, официально власти США не признают, что готовы идти на уступку. Их публичная позиция остается прежней: никакого обогащения, если Иран хочет сделку.
Что будет, если Тегеран и Вашингтон не договорятся, — и насколько велика вероятность удара США по Ирану
Несмотря на постоянные заявления Дональда Трампа о возможном ударе по Ирану, сегодня этот сценарий отошел на второй план. Прежде всего, в деэскалации свою роль сыграл тот факт, что Иран сел за стол переговоров — и ядерное соглашение теперь выглядит достижимой целью. То есть в глазах Трампа угроза сработала — значит, можно перейти к сделке. Есть и целый набор других аргументов, которые не могла не учитывать американская сторона.
Прежде всего, удар по Ирану — это шаг с не до конца просчитываемыми последствиями. Базовый сценарий предполагает уничтожение двух ядерных объектов — Натанз и Фордо — силами Израиля при поддержке США. Однако Тегеран наверняка ответит, причем под угрозой могут оказаться и Израиль, и арабские союзники Вашингтона в регионе, и американские базы на Ближнем Востоке. США рискуют втянуться в затяжную кампанию по обмену ударами с иранской стороной.
Конечно же, потенциал американской армии вместе с союзниками в разы превосходит возможности Исламской Республики. Но пример Йемена лишний раз доказывает: сложности может создать и относительно слабый противник. При этом военная мощь Тегерана заметно превосходит силы йеменских хуситов.
Большой региональной войны не хотят и главные «спонсоры» американского президента в лице Саудовской Аравии, ОАЭ и Катара. Эти монархии настойчиво призывают Трампа избежать военного сценария. Арабские страны Персидского залива последовательно идут по пути экономического развития, привлечения инвестиций и масштабных вложений в инфраструктуру. Региональная война, в которой они могут стать мишенью, явно противоречит реализации этих планов. Трамп, заключивший в ходе последнего турне многомиллиардные контракты с Эр-Риядом, Абу-Даби и Дохой, безусловно прислушивается к их голосам.
Наконец, полной уверенности в том, что ставка на силовое давление по-настоящему сработает, нет. Даже в случае участия США в операции уничтожение атомных объектов Ирана не гарантировано, поскольку они скрыты под землей. Причем не исключено, что реальное расположение инфраструктуры еще глубже, чем считалось ранее. Так, в начале июня глава МАГАТЭ Рафаэль Гросси заявил, что наиболее чувствительные объекты иранской ядерной программы находятся на глубине полумили, что эквивалентно примерно 800 метрам. До этого эксперты сообщали, что показатель составляет всего 80-90 метров.
Единственной стороной, которая продолжает настаивать на военном сценарии, остается Израиль в лице премьера Биньямина Нитаниягу. Его подход предполагает, что лучше гарантия неядерного Ирана на ближайшие четыре-пять лет (за счет уничтожения наземной инфраструктуры ядерных объектов), нежели бесконечный торг вокруг атомной программы.
Опасения израильской стороны носят долгосрочный характер. Связаны они с тем, что после снятия санкций с Ирана США могут продолжить выход из региона, сославшись на то, что основные угрозы на Ближнем Востоке нивелированы. В этом сценариии Израиль рискует лишиться американской поддержки и оказаться один на один со своими противниками. Трамп уже перестал заниматься вопросом йеменских хуситов, хотя те продолжают наносить удары по израильской территории. Если представить, что с Ирана снимут санкции, то возможно и наращивание поддержки Тегераном своих союзников по антиизраильскому лагерю: ХАМАСа и «Хизбаллы».
Впрочем, пока Трамп скорее склоняется к идее, которую годами продвигают американские реалисты: США не должны действовать ради интересов Израиля. Республиканец продолжает одергивать Нетаниягу, не позволяя тому перейти к военному решению. По мнению Трампа, вскоре может появиться соглашение — и вопрос ядерного Ирана будет закрыт мирным путем.
Какую роль в сделке может сыграть Путин — и увязано ли его участие в процессе с российско-украинской войной
На фоне торга между США и Ираном в американской прессе появились слухи, что судьбу соглашения поможет решить Владимир Путин. Почву для такого предположения дал сам Трамп. После почти полуторачасового разговора двух президентов он заявил, что российский президент предложил помощь в диалоге с Тегераном. В Кремле заверили, что Трамп сам попросил Путина помочь — и последний готов подключиться к решению вопроса «по мере необходимости».
Через день «Росатом» выступил с заявлением о том, что госкорпорация готова «решить любые технические вопросы» в случае, если сделка с Ираном будет заключена. Вероятнее всего, речь идет о необходимости вывезти излишки урана, обогащенного за эти годы до показателей выше 3,67%. Согласно последнему отчету МАГАТЭ, запасы в Иране одного только «предоружейного» урана, обогащенного до 60%, оцениваются примерно в 400 килограммов.
Москва имеет опыт участия в решении схожих вопросов. Когда в 2015 году заключалось предыдущее соглашение, Россия взяла на себя обязательства вывозить из Ирана отработанное ядерное топливо. Таким образом гарантировалось, что материалы не будут использованы Тегераном в военных целях. Как тогда, так и сейчас, Кремль остается единственной стороной, которая имеет технические возможности и политическую волю исполнить такую роль.
Главная проблема в том, что Россия не так сильно заинтересована в сделке и — в особенности — в снятии санкций с Ирана. Пока действуют ограничения, Тегеран выглядит в глазах Москвы надежным партнером, который будет развивать отношения с российской стороной в силу отсутствия альтернатив. Исламская Республика, в отличие от Турции и Китая, не обращает внимание на санкции Запада в отношении России, поскольку сама не первый год находится в схожей ситуации. Если ограничения будут сняты, Тегеран может изменить свою позицию.
В то же время Москва не в восторге от идеи военного удара по Ирану. Этот сценарий способен привести к резко негативным последствиям, вплоть до частичной или полной дезинтеграции Исламской Республики. Неделю назад иранское посольство напомнило, что Россия стала крупнейшим иностранным инвестором в страну в 2024 году. И в будущем Москва планирует инвестировать еще восемь миллиардов долларов в местные нефтегазовые проекты. Есть и масса иных инициатив: строительство АЭС «Бушер», создание железной дороги в рамках коридора «Север-Юг», сооружение электростанции «Сирик» и другие. Вряд ли в Кремле заинтересованы в том, чтобы все эти вложения пошли прахом из-за американо-израильских бомбардировок.
Идеальное развитие событий для Москвы — это бесконечные переговоры между Вашингтоном и Тегераном без заключения соглашения. В каком-то смысле этот сценарий и реализуется сегодня.
Важно отметить, что Россия имеет мало шансов всерьез повлиять на ход переговоров между США и Ираном. Если стороны договорятся о сделке, то она состоится — хочет этого Россия или нет. Поэтому, как и в 2015 году, прагматичная линия выглядит так: если соглашение неизбежно, то лучше стать его участником, нежели бессмысленно саботировать процесс. Поэтому Россия в роли посредника и даже участника сделки — вполне реальная перспектива нынешних переговоров. Как отмечает иранская сторона, в скором времени в Тегеран с визитом должен отправиться Путин. Эта поездка может быть использована для финализации соответствующих договоренностей.
Для Трампа же сделка с Ираном при посредничестве Путина пока выглядит куда перспективнее, чем сделка Путина и президента Украины Владимира Зеленского. Последние переговоры Москвы и Киева в Стамбуле показали, как далеки стороны сегодня от чего-либо, похожего на компромисс. Поэтому акцент в диалоге Вашингтона и Москвы может сместиться с украинского вопроса на ближневосточный. Здесь есть реальная вероятность успеха и долгожданной сделки — а значит, это стоит усилий президента США.
Никита Смагин