«Мой тюремный трип» Саши Скочиленко — автобиография художницы и бывшей политзаключенной Книга не рассказывает почти ничего нового, но она важна как документ эпохи
В издательстве Freedom letters вышла книга Саши Скочиленко (при участии журналистки С. М. Фаворски) «Мой тюремный трип». В марте 2022 года Скочиленко, молодая художница из Петербурга, оставила в супермаркете бумажные ценники с антивоенными текстами. С этой акции начался ее «тюремный трип», продлившийся два с половиной года и радикально изменивший ее судьбу. Специально для «Медузы» литературный критик Алекс Месропов рассказывает об этой книге.
Сразу оговоримся, что воспоминания политических заключенных — как советских, так и современных — редко представляют интерес с литературной точки зрения. Как правило, они написаны стилистически просто и привлекают читателей очевидной сюжетной драматургией, возникающей из заведомо неравной борьбы с государством.
Но такие тексты и не стоит оценивать по критериям высокой литературы. Их ценность — историческая, свидетельская. «Мой тюремный трип» — именно такое свидетельство.
Оно написано простым лаконичным слогом, местами даже непосредственно и немного наивно, напоминая тем самым рисунки Скочиленко. Состоит книга из четырех глав, порядок которых был определен драматургией ее процесса.
Первая посвящена аресту из-за антивоенной акции с ценниками в супермаркете. После этого эмоционального эпизода Скочиленко переходит к рассказу о своей жизни до ареста. С этой главы повествование идет в строго хронологическом порядке, описывая все этапы ее «тюремного трипа»: СИЗО, тюремные будни (на основе онлайн-дневников), стенограммы судебных заседаний, последнее слово, приговор и освобождение 1 августа 2024-го.
Читатели, которые редко обращаются к такой тюремной литературе, найдут здесь любопытные наблюдения о повседневности политического заключенного. Скочиленко рассказывает о правилах переписки с людьми на воле, разнице между мужскими и женскими камерами, тюремном жаргоне женщин-заключенных, праздновании Нового года в СИЗО, доступе к медикаментам в тюрьме, качестве психотерапевтической помощи во время следствия и кошмарах, которые ей снились в тюремной камере. Наконец, о творчестве в заключении, об онкологическом заболевании ее девушки и многочисленных унижениях: со стороны следователей, тюремной охраны и других заключенных.
Самая интересная глава в книге посвящена жизни Скочиленко до тюрьмы. Во-первых, мы узнаем ближе саму художницу (описаны отношения с родителями, взросление в коммуналке на Васильевском острове, поиск себя и призвания, а также личная жизнь). Во-вторых, глава дает портрет поколения молодых неформалов Петербурга 2010-х, к которому тогда принадлежала Скочиленко: хиппарей, анархистов и малоизвестных современных художников, борцов за права ЛГБТК+ и психоактивистов.
Биография Скочиленко до антивоенной акции — это типичный портрет художника в юности, который ищет свое место в мире. Вот она пробует себя в роли видеооператора на оппозиционных митингах, но слишком часто выгорает. Вот идет в гуманитарные науки, но все же бросает академическую карьеру. Вот растворяется в маргинальной среде неформальных художников и художниц Петербурга, не нашедших себя в буржуазном арт-сообществе. Вот ее заносит в анархо-левацкие тусовки, в которых постоянно возникают скандалы.
Поиски дополняются тяжелыми депрессивными эпизодами — и только в любви к своей девушке рассказчица обретает душевный покой. Но даже это омрачено тем, что их любовь по правовым нормам российского государства уголовно наказуема. «Я пытался быть нужным везде, / Но не прижился ни там, ни тут», — пишет Скочиленко в стихотворении «Последнее слово».
После начала полномасштабной войны в Украине Скочиленко не ставила себе цели совершить «экстремальный перформативный жест». Эти ценники были выложены в интернете анонимом, Скочиленко же их скачала, распечатала и разместила в супермаркете, не предполагая, чем это может обернуться. Именно здесь проясняется название книги: «Мой тюремный трип». Арестантский опыт в России столь иррационален, что Скочиленко сравнивает его с наркотическим трипом, который трудно рационализировать. Можно предположить, что Скочиленко выбрала это название еще и по той причине, что во время трипа ты можешь пережить что-то вроде метафизического озарения. Одним из них она делится, когда вспоминает свое состояние после ареста:
Все мои идентичности, которые существовали [до акции] отдельно друг от друга и раньше не соприкасались, вдруг соединились в единое «я» и обрели смысл благодаря антивоенной деятельности. <…> В этот момент я чувствовала, что все происходящее — это моя судьба и что пришло мое время.
«Тюремный трип» превращает Скочиленко из малоизвестной петербургской неформалки в художницу, чьи картины выставляются в европейских столицах, из рядовой активистки-просветительницы — в человека, о котором пишут международные издания. Если задаться вопросом, зачем читать эту книгу, то радикальное перевоплощение рассказчицы — одна из причин. За ним как минимум интересно наблюдать со стороны.
Кроме того, случай Скочиленко уникален в контексте истории борьбы за права политических заключенных в России. Здесь будет уместно вспомнить другой кейс антивоенной акции, совершенной женщиной. Это история Натальи Лазаревой, ленинградской художницы, единственной политзаключенной в Советском Союзе, судимой и попавшей в политические лагеря из-за участия в женском движении. Произошло это в том числе из-за написанного в 1980 году «Обращения к женщинам мира» с протестом против ввода советских войск в Афганистан.
Возможно, из-за того, что феминистское движение в позднем СССР было довольно малочисленным, Лазареву слабо поддерживали единомышленники с воли во время заключения. Она с достоинством прошла через советский лагерь, была реабилитирована, вернулась к карьере художницы и передала свои архивы петербургскому «Мемориалу», но Лазарева была так травмирована пережитым, что даже спустя десятилетия, в редких интервью, предпочитала не вспоминать о лагере или об участии в женском движении.
Несмотря на сходства кейса Скочиленко с Лазаревой (тоже художница из Петербурга, тоже на низовых позициях в иерархии художников/диссидентов и тоже так или иначе придерживается феминистских ценностей), их судьбы во время заключения и по освобождении радикально отличаются. И дело тут в разных эпохах.
Уникальная по масштабам гражданская поддержка Скочиленко внутри и за пределами России, как она сама указывает в книге, была, вероятно, связана и с ее идентичностью: с тем, что она феминистка, лесбиянка и имеет ментальное расстройство. И «счастливый» финал с ее освобождением — лучшее доказательство того, что в современном российском гражданском обществе (в отличие от 1980-х) жертвы политических репрессией (хоть и далеко не все) получают чуть больше поддержки, чем раньше.
Издательство «Медузы» выпускает книги, которые из-за цензуры невозможно напечатать в России. В нашем «Магазе» можно купить не только бумажные, но электронные и аудиокниги. Это один из самых простых способов поддержать редакцию и наш издательский проект.
Алекс Месропов