Путин вот-вот встретится с Трампом — они могут договориться о прекращении огня Журналист Максим Трудолюбов считает, что Россия уже начала готовиться к жизни после войны
15 августа состоится встреча Дональда Трампа и Владимира Путина, на которой, вероятно, среди прочего будут обсуждать воздушное перемирие в Украине. Россия в целом все активнее налаживает дипломатические контакты с США и европейскими странами. В июле делегация из России во главе с Валентиной Матвиенко посетила Всемирную конференцию спикеров парламентов в Швейцарии, а в начале августа в Москву прибыл спецпредставитель Трампа Стив Уиткофф для обсуждения сделки, которая может предотвратить введение санкций против покупателей российской нефти. Журналист Максим Трудолюбов видит явные сигналы, что Кремль готовится к будущему окончанию войны и делает это не только при общении с другими странами, но и меняя формат репрессий в самой России.
Зачем России воздушное перемирие?
Кремль регулярно контактирует с Белым домом на протяжении всего первого полугодия 2025 года. С февраля по июль президенты России и США шесть раз — практически раз в месяц — связывались по телефону, обсуждали войну, возможности для прекращения огня и множество других вопросов. В феврале стороны встретились в Эр-Рияде на уровне министров иностранных дел, согласовали возвращение сотрудников посольств, наметили диалог по проектам в Арктике и энергетике. Сергей Лавров и госсекретарь Марко Рубио виделись еще раз в июле на полях Восточноазиатского саммита. В апреле глава Российского фонда прямых инвестиций Кирилл Дмитриев посетил Вашингтон, где обсуждал возможности для остановки войны, инвестиции в редкоземельные ресурсы, энергетику и северные торговые маршруты в том числе по Арктике.
На начало августа по результатам полугодия разговоров выигрывает Кремль. Россия, не сделав ни одной существенной уступки, продемонстрировала готовность к диалогу и получила шесть месяцев для продолжения войны против Украины.
На протяжении минувших трех месяцев российская армия продвигалась быстрее, чем ранее, захватывая в среднем по 500 квадратных километров за 30 дней. Второй месяц подряд по обе стороны фронта количество погибших и раненых среди мирного населения самое высокое с января 2024 года. Все это — на фоне регулярных контактов Москвы с Вашингтоном.
С американской стороны ключевым переговорщиком на протяжении всего полугодия был спецпосланник Стив Уиткофф. В начале августа он в пятый раз прилетел в Москву, и его визит широко освещался российскими официальными медиа. При этом ранее Трамп обещал, что после 8 августа введет вторичные санкции США на российский экспорт нефти и газа. По сути, это означает санкции против основных покупателей российской нефти — Индии и Китая.
Вокруг возможных переговоров уже образовалось целое облако слухов и сливов. Американцы якобы предложили Путину согласиться на прекращение огня в обмен на признание российских завоеваний де-факто и отмену санкций без обещания не принимать Украину в НАТО. В то же время, по сообщению Bloomberg, американская и российская стороны обсуждают требование Москвы заполучить весь Донбасс. Россия же в ответ якобы остановит продвижение на других участках фронта.
Еще одно предложение, сообщения о котором появились еще до встречи с Уиткоффом и тоже с большой вероятностью исходящее от российской стороны — воздушное перемирие. В этом случае будут временно приостановлены российские ракетные и беспилотные удары по украинским городам, а также украинские атаки на объекты российской энергетической и авиационной инфраструктуры.
Для Украины воздушное перемирие в первую очередь будет означать снижение числа жертв среди мирного населения. Однако оно также лишит Киев эффективного инструмента давления — ударов по российским НПЗ и авиабазам, которые в последние месяцы наносили России серьезный ущерб. Само появление этого плана, очевидный выгодоприобретатель которого — Кремль, говорит о желаемом, с точки зрения Москвы, сценарии развития ситуации.
Для Путина это возможность показать, что он готов к миру и при этом сохранить свободу маневра на линии фронта, где российская армия продолжит наступление. Кроме того, значительным достижением — с точки зрения Москвы — будет резкое снижение присутствия войны на экранах мировых СМИ и в повседневной жизни российских граждан. Результаты обстрелов украинских городов освещаются медиа гораздо интенсивнее, чем события на фронтах. А взрывы на НПЗ и сбои в работе интернета, связанные с радиолокационной борьбой с украинскими дронами, — предмет постоянных обсуждений в российском обществе и повод для своеобразного фольклора.
В случае же срыва договоренности Кремль, скорее всего, продолжит массированные удары и будет перекладывать ответственность за эскалацию на украинскую сторону.
Готовность Трампа встретиться с Путиным, причем в ближайшее время, не вполне объяснима, поскольку шквал сливов о возможных договоренностях говорит об отсутствии четкого плана сделки. Можно только предположить, что сам факт саммита Трамп представит как дипломатическую победу, которая избавляет его от необходимости вводить болезненные вторичные санкции против Индии и Китая — меры, к которым президент США относится настороженно.
Выход из войны для всех будет разным: поводом для скорби по погибшим, моментом для политического расчета, временем переосмысления причин и результатов войны, поводом вздохнуть с облегчением. Но не для Кремля. Поэтому ждать быстрого результата не стоит.
Для него на самом деле это потенциальный кризис: исчезнет фактор мобилизации, который позволял оправдывать репрессии, концентрировать власть и объяснять экономические трудности.
Возникнут вопросы о цене войны, об ответственности, о том, что делать дальше. Чтобы избежать такой фазы, Кремль заранее перестраивает систему контроля — переводит военную риторику в формат постоянного «осадного положения», закрепляет новые репрессивные нормы и выстраивает сеть внутренних и внешних «врагов», способных заменить войну в качестве главного инструмента удержания контроля над обществом. Кремль также интенсивно занимается установлением более плотного контроля над интернетом и пользователями социальных сетей. Это тоже часть программы послевоенного будущего.
Как власти пытаются стабилизировать режим и подготовить общество к жизни после войны
Полномасштабное вторжение в Украину и сдержанная, но все-таки выраженная негативная реакция российского общества заставила Кремль резко увеличить репрессивное давление.
В первые недели после начала большой войны в 2022 году государство мобилизовало силовой аппарат и срочно ввело новые статьи в Уголовный и Административный кодексы — так называемый «закон о фейках» и другие нормы, которые позволяют наказывать прежде всего за публичные сомнения в «целях спецоперации» и комментарии, не соответствующие официальной версии событий. За полгода ОВД-Инфо насчитало свыше 16,5 тысяч задержанных на антивоенных акциях — и 90% из них пришлись на первый месяц. Почти 4000 административных дел, 237 — уголовных. В стране, по сути, вводится военная цензура и пресекается деятельность независимых медиа.
Однако к 2025-му российская репрессивная система демонстрирует сдвиг от жесткого подавления сопротивления военных лет к более устойчивому, зрелому и избирательному порядку контроля. Под давлением государства уличная активность практически сходит на нет, а вместе с ней и интенсивность репрессий.
Вместо массовых задержаний и дел за антивоенные высказывания правоохранительная система концентрируется на делах по обвинениям в экстремизме, терроризме и государственной измене. По данным июльского доклада ОВД-Инфо, в 2024 году доля уголовных дел, напрямую связанных с публичной критикой войны, снизилась до 43% по сравнению с более чем 60% в 2023-м. За шесть месяцев зафиксировано 173 новых политически мотивированных дела и из них 37% «военных». При этом в 2022 году таких было 850, в 2023-м — 778, в 2024-м — 733.
В то же время власти стремятся поддерживать в обществе ожидание сурового наказания за нарушение границ дозволенного. Стратегия властей, судя по их действиям, в том, чтобы действовать избирательно и усиливать тяжесть наказаний, но не массовость преследований. Режим добивается состояния «репрессивной стабильности», при котором устрашение сочетается с предсказуемой, рутинной логикой уголовного преследования.
Так в июне Надин Гейслер (Надежда Россинская), основательницу волонтерского движения «Армия Красоток», помогавшего украинским беженцам, приговорили к 22 годам лишения свободы по обвинениям в государственной измене и финансировании терроризма. Месяцом позже Кировский районный суд Уфы назначил журналистке RusNews Ольге Комлевой 12 лет лишения свободы по обвинениям в сотрудничестве с ФБК и распространении так называемых военных «фейков».
Кроме того, силовики ведут интенсивную кампанию по преследованию граждан, в разное время перечислявших деньги Фонду борьбы с коррупцией. В разговоре с одним из задержанных полицейские назвали эту операцию «федеральной программой». По подсчетам Медиазоны, по этой «программе» на сегодня возбуждено уже 76 дел в 38 регионах России.
Еще одна важнейшая для Кремля «федеральная программа» — создание инфраструктуры цифрового авторитаризма, которая не только облегчит контроль над гражданами, но и позволит корректировать их поведение и возможности. Впрочем, на сегодня успехи, достигнутые на этом пути в Китае, для Кремля малодостижимы.
Особую тревогу вызывает историческая ревизия, призванная легитимизировать жесткость и исключительность нынешней политики: официальные отмены реабилитаций жертв сталинизма и редактирование концепции памяти о репрессиях. Все это нормализует политическое давление. Власти «обучают» общество и хотят достичь «примерного поведения» все меньшими средствами.
Каким будет будущее России
Кремль не может не беспокоиться о стабильности режима в условиях окончания войны и возможного ухода вождя. Проекты «России после Путина» обсуждаются не только среди оппозиции в эмиграции, ведь вопрос будущего неизбежно встает перед спаянной за годы войны элитой, которая стремится сохранить свои позиции. Это будущее необходимо не просто обеспечить, но и защитить от конкурирующих сценариев — прежде всего разрабатываемых за пределами страны.
В этих условиях репрессии превращаются не только в инструмент подавления, но и в механизм проектирования будущего лояльного общества. С исчезновением войны как мобилизующего фактора режим столкнется с дефицитом легитимации для насилия и контроля. Поэтому уже сейчас угрозой наказания он задает допустимые границы высказывания и поведения.
На передний план выходят уже давно эксплуатируемые темы — «русофобия», «иноагенты», гендерные и религиозные маркеры. Однако они исчерпываются и теряют силу воздействия уже сейчас.
С инструментальной точки зрения логично ожидать, что следующей целью репрессивной политики станет именно борьба с альтернативными проектами будущего и их авторами. Некоторые из них не могут не вызывать в Кремле желания обезвредить эти планы на ранних подступах. В частности, подобные планы оппозиционных сил предполагают упразднение репрессивных ведомств (ФСБ, антиэкстремистских подразделений МВД, Роскомнадзора), признание ответственности за преступления агрессии, быстрое утверждение в России такого институционального дизайна, который сделает новую узурпацию власти невозможной.
Особенность большинства некремлевских планов реформирования России в том, что они предполагают своего рода «час Х», момент резкого кризисного перехода, после которого страна начнет жить по новым правилам. Смена власти, коллапс режима, драматическая внешнеполитическая развязка — при появлении таких условий авторы некоторых из проектов реформ предлагают, действуя максимально быстро, «инсталлировать» новые правила и поставить надежный заслон скатыванию России в новый авторитаризм и реваншизм.
Между тем, убеждение общества в необходимости нового пути развития требует времени и усилий, а осуществление любых реформ — легитимности. Поэтому российским свободным силам (ученым, активистам, политикам, людям искусства) необходимо интенсивнее заниматься проектами будущего и доводить их содержание до россиян. Кремль уже готов перехватить инициативу и заранее занять пространство, где могла бы возникнуть альтернатива.
Второй и третий эшелоны российской элиты надеются пережить своих нынешних начальников и дорасти до первых ролей эволюционным, а не революционным путем. Если нынешний режим сохранит стабильность и перейдет в послевоенный этап без катастрофы, у его новых представителей не будет необходимости долго разъяснять обществу потенциальную новую программу. У них уже будет под рукой политически «ученое», «воспитанное» население, привыкшее к подчинению, к выбору без выбора и к повестке, формируемой сверху. И на этой базе обществу можно будет предложить что угодно.
Максим Трудолюбов