Пять лет назад в Беларуси начались самые массовые протесты против Лукашенко. После них режим лишь ужесточился. Значит, все было напрасно? Или нет? «Медуза» спросила об этом у читателей. Вот что они ответили
9 августа 2025 года исполняется пять лет с тех пор, как в Беларуси начались самые массовые протесты против Александра Лукашенко, который правит страной с 1994 года. Несмотря на многотысячные митинги, Лукашенко отказался уйти в отставку, заручился поддержкой Кремля и сумел сохранить лояльность бюрократии и силовиков. Он ответил протестующим репрессиями, от которых пострадали сотни тысяч, если не миллионы участников акций и их близких. Этот каток не останавливается до сих пор. Протесты в Беларуси стали очень важным событием для всей Восточной Европы. К их пятилетней годовщине «Медуза» попросила читателей рассказать, как они воспринимали белорусскую революцию тогда и сейчас, повлияли ли она на их жизнь и взгляды — и считают ли они, что в 2020-м все могло сложиться по-другому. Мы публикуем самые интересные ответы.
Друзья, вы прислали нам десятки ответов, и многие из них очень личные и трогательные. Огромное спасибо за доверие! Мы бы хотели поделиться каждым письмом, но этот материал получился бы слишком длинным. Кроме того, некоторые письма мы решили не публиковать или сократить ради безопасности их авторов.
Саша
Польша
Минск 2019-го для меня до сих пор остается лучшим местом для жизни, полным энергии и оптимизма. Протесты 2020 года только укрепили эту веру, помогли понять, с какими прекрасными людьми я живу в одной стране. К сожалению, многое пришлось узнать и о худших качествах.
Я был наблюдателем [на президентских выборах] и волонтером в нескольких организациях. Для меня все обошлось, хотя были неприятные разговоры с милицией и попытки забрать меня в автозак. А брата уволили из государственной организации из-за того, что он ходил на протесты. Мы оба уехали, некоторые наши родственники тоже.
Если бы я не участвовал активно [в протестном движении], то мог бы остаться в Беларуси. Но в 2020-м ситуация в стране и настроения в моем окружении были таковы, что невозможно было не протестовать и жить так, будто ничего не происходит. А если бы остался, то сейчас было бы очень сложно мириться со всем происходящим — и с гнетущим чувством, когда твою свободу ограничивают.
К сожалению, протесты не привели к смене режима. И хуже всего то, что страна стала изгоем, в ней стало трудно дышать.
Мне вспомнился один момент: осенью меня занесло в Украину, и мы протестовали против Лукашенко на центральной площади одного города. Некоторые прохожие подходили и искренне недоумевали, почему мы против него. Осознание того, что это за существо, ко многим придет позже.
Надежда была тогда — теплится она и сейчас, потому что эта история еще не закончена. Я сделал все, что мог со своей стороны, и ни о чем не жалею.
Оля
Польша
Мы думали, что изменим Беларусь, что свергнем этот ужасный режим, что нечто светлое должно прийти через боль и страдания. Прежде никто не знал, сколько нас таких, а в 2020-м все узнали! Казалось, это все-таки что-то значит. Было страшно и странно собирать «тревожный чемоданчик», идя на протесты, но в то же время было приятно видеть даже пенсионеров, которые хоть и мало принимали участие, но поддерживали из окон.
Было понятно, что легко не будет. Но что все обернется такой машиной репрессий, никто даже не мыслил.
Сейчас не кажется, что все было зря, но, учитывая [российское] вторжение в Украину, думаю, этот же сценарий ждал Беларусь, если бы режим Лукашенко пал в 2020-м. Сейчас страна буквально в оккупации Путина, хоть и неофициально.
Возможно, минувшие пять лет добавили в жизнь скепсиса. Но приятно видеть, что уехавшие белорусы (особенно те, кто не может вернуться) создали невероятно крепкие сообщества за границей, заговорили на белорусском и объясняют местным жителям, что мы не часть империи зла.
Уверена, нас ждет что-то лучшее и загляне сонцэ и ў нашэ ваконцэ!
Святослав
Москва
Я не принимал участия в протестах физически. На тот момент я уже много лет жил в Москве, и в августе 2020-го находился там. Но, наверное, это была одна из тех ситуаций, когда расстояние ничего не значит. Я постоянно следил за новостями, не мог оторваться от экранов. Почти не спал, читал все подряд, слушал голосовые из Беларуси, смотрел видео, от которых холодело внутри. Было невозможно оставаться в стороне, даже находясь далеко. Сердцем я был дома — с теми, кто выходил, не молчал, не боялся.
К счастью, никто из моих близких не пострадал. Но были знакомые, которых задерживали. Были друзья друзей, прошедшие через Окрестина, через суды. Все это происходило рядом. Даже если лично тебя не коснулись репрессии, ты их чувствовал телом. Были бессонные ночи, боль, стыд и гнев. Это общая травма для всей страны.
События 2020-го казались чудом — будто все вдруг одновременно проснулись. Люди, всю жизнь молчавшие, терпевшие, сторонившееся политики, стали частью чего-то огромного, светлого, живого. Было ощущение, что мы наконец стали народом, а не просто населением. Я видел невероятную смелость — особенно в тех, кто не привык к уличной активности: в женщинах, пенсионерах, подростках. Это был невероятный всплеск достоинства.
Сейчас остается много боли. Но уважение и гордость за людей и их порыв только усилились. Те события были водоразделом. Обратного пути уже не будет. Мы себя увидели, узнали. Эту память невозможно отнять.
Я часто об этом думаю. И да — если бы мог, я бы тогда вернулся в родной Минск. Не чтобы что-то изменить глобально, не из чувства долга, а просто чтобы быть рядом. Чтобы выйти и постоять в живой цепи, сказать вслух, что мне не все равно. Потому что тогда я чувствовал это каждой клеткой. Это был момент, когда страна нуждалась в каждом своем человеке.
Наста
Польша
Я участвовала в протестах в одном из городов Беларуси. Не могу назвать, потому что белорусские силовики до сих пор любят «вычеркивать» участников протестов, а потом калечить их близких. Я им такую возможность не дам. Но я хочу, чтобы все помнили, как их одноклассники или знакомые со двора выстраивались в цепочки в своих родных городах.
Я была вынуждена покинуть свою страну через два года. Я не могу общаться с близкими: не могу объяснить, как это произошло, мы просто перестали общаться — теперь это воспринимается как очередная жертва и то, что Лукашенко отнял лично у меня. Уже когда я была в эмиграции, умер мой отец, а я не смогла поехать на похороны, потому что знала о минимум двух уголовных делах. Это не какая-то уникальная история, у многих похожий опыт. Один мой друг сидит в тюрьме уже три года, ему остался еще один. Я очень надеюсь, что он сможет уехать.
Я думала, Лукашенко не выдержит и уйдет, но этого не произошло. Я не жду отставки или побега Лукашенко — я жду его смерти. И знаю, что дождусь. У меня есть бутылка шампанского на этот случай. Знаю, что это будет самый счастливый день за много лет.
Сейчас некоторые заговорили о необходимости сопротивления, борьбы с силовиками на улицах, захвата зданий [вместо мирного протеста]. Думаю, каждый белорус думал об этом и тогда, и позже. Но для меня очень важно, чтобы мы оставались мирными, непоколебимыми и последовательными, не сворачивая на путь насилия. Я знаю, что после Лукашенко мы построим страну для жизни, в истории которой не будет ни одного кровавого переворота. Это то, что отличает нас от других народов. Мы знаем, чего хотим, и мы идем к этому. И неважно, что это долгий путь.
Юрий
Польша
В 2020-м мне было 25, был юношеский оптимизм. Но со временем я понял, что в наших странах, где все так же нет демократии, важны только сила и действия. Сейчас думаю, что все было так, как должно было быть. Я не поменял бы своих решений, и мои взгляды глобально не изменились, но народ (то есть большинство) не готов к тем изменениям, которых хотела активная часть общества. Нас не так много, и многим из нас трудно из-за невозможности сделать что-то полезное для нашей страны. Поэтому кто-то решил строить свою жизнь там, где права человека соблюдаются. Другие просто ждут [когда можно будет вернуться], третьи участвуют в оппозиционной деятельности за границей. Я хотел бы, чтобы нам когда-нибудь удалось вернуться и построить вокруг себя то, что было заложено в головах у всех в 2020-м.
Вряд ли тогда можно было сделать что-то еще. Мирные методы сопротивления не сработали. Те, кто не поддержал забастовки (а это, по-моему, был поворотный момент для нашего поражения), видимо, хотели жить так, как сейчас живут. Мы это называем «жить в белорусском болоте» — неприятно, но зато мирно. У нас есть такое слово — «Годнасць». И вось гэтую Годнасць ў Беларусі зараз страціла большасць людзей. А мы мусім яе захаваць і потым зноў адрадзіць у народзе, і каб ён яе больш не губляў.
Александр
Германия
Помню, как я, 19-летний, следил тогда за событиями […] Казалось, «лукашизм» вот-вот рухнет, и из протестного движения вырастет демократия. Казалось, это будет пример, за которым вскоре последует Россия. Тогда я был уверен, что россияне рано или поздно выйдут на улицы — и уж точно преуспеют. Как часто я спорил со своей мамой, потерявшей веру в оба народа.
Теперь я понимаю, почему у нее не было веры. Столько кипиша, столько хайпа, столько одухотворенности — и все свернулось. Лидеров посадили или выгнали, пролетариев запугали. Нечем было сражаться, а на святом духе и европейской озабоченности далеко не доедешь.
И все чаще, живя в Европе, замечаю я этот европейский когнитивный диссонанс. Здесь все горазды осуждать, но очень немногие готовы действительно помогать, без полумер. За беларусов в этом плане рад — к ним симпатии больше [чем к россиянам]. Да и им все равно никто быстро не даст гражданство ЕС и возможность порвать старый паспорт. Тем сильнее это видно сейчас, когда у многих белорусов проблемы с загранами, и нужен хотя бы какой-то документ, который признают в мире. Но нет, жди 5–10 лет, а потом подумаем.
И все чаще я задаюсь вопросом: какова цена убеждений? Изобьют, посадят, сломают судьбу — а «защитники демократии» будут смотреть издалека и клепать очередные пакеты санкций.
Нет цены убеждениям. Истинно ценится лишь товар: навыки, ресурсы, деньги. С тех пор, как я начал смотреть на «блок демократических стран» с этой перспективы, даже относиться ко мне здесь как будто стали с бóльшим уважением. Не смогли белорусы ничего прорекламировать Западу, вот и были проданы [Кремлю]. И никакая народная сплоченность не поможет, когда на стороне соперника стоит весь аппарат российской власти, а на твоей — никого.
Сильно жаль, что на демократию в Беларуси в мире не оказалось спроса — уверен, с ней этот мир был бы куда прекраснее.
Елизавета
США
В августе 2020-го я была в Минске, выходила с друзьями и семьей на марши, выражала свою позицию публично. Многие друзья и знакомые подверглись арестам, получили штрафы и сроки, попали под пресс КГБ. Семья под угрозой репрессий выехала из страны.
Ключевая характеристика протестов 2020-го — никто [из демонстрантов] не был готов ни умирать, ни убивать (в отличие от силовиков). И я до сих пор считаю, что это верный подход перед лицом зла, ведь «убив дракона, рискуешь стать драконом сам». Мы же как раз хотели уйти от наследия большевизма и построить общество не на крови, а открытое миру, в котором человеческая жизнь и талант ценятся.
У меня нет ответа на вопрос, что делать сейчас, кроме как продолжать сохранять себя, свой язык и культуру, по мере сил помогая своим. Беларусь жыве, просто теперь большая ее часть продолжает жить за географическими пределами нашего «кленового листа». Но никто не вечен — диктаторы рано или поздно умрут, и мы (или наши дети) увидим другую Беларусь.
Андрей
Польша
В 2020-м было ощущение, что я попал в исторический процесс. Мирная часть протестов подарила одни из самых сильных эмоций в жизни. Думаю, это какая-то психология масс — когда эмоции передаются тебе.
Вспоминаю диалог с бабушкой, которая кидала яблоки в протестующих с балкона. Я ей крикнул: «Бабуля, я-то уеду, у меня все ок будет, но ты же здесь останешься уже. Почему не хочешь пожить нормально?»
Так и получилось. Много людей уехало — мне кажется, это безвозвратно утерянный человеческий потенциал. Кто-то живет в своей диаспоре, другие интегрируются. Мне не на что жаловаться, в Польше мне очень нравится. В Беларусь вряд ли вернусь, но я знал это уже перед отъездом.
Много кто остался и, возможно, уже выбросил из головы то, что было в 2020-м. Неудобно помнить, что могут выскочить люди без формы из буса, избить человека, оставить его лежать на дороге и уехать. Что могут прийти с обысками в любую компанию, отключить интернет, посадить за красно-белые носки.
Я могу говорить, что хочу, донатить украинской армии, в том числе белорусским подразделениям, читать новости, какие хочу, поддерживать белорусских заключенных, которые выходят. Я не готов был лишиться этих свобод. Даже то, что просроченный паспорт нельзя поменять, меня не так напрягает, как обманывать себя, что все в Беларуси хорошо. Я хочу получить паспорт государства ЕС, выкинуть «пашпарт» страны, которая от меня отказалась, и забыть про жесткий стресс из-за документов.
Беларусь сейчас — как Польша в 1980-е. Протесты, диверсии и прочее слабо помогут. Перемены в Польше произошли после распада СССР. А Беларусь сейчас тоже сильно зависит от феодала. Тут поможет только время, к сожалению.
А жить хочется сейчас. Я уже набегался по Минску с бело-красно-белым флагом. Я переоценивал свое влияние на процессы, которые имеют эволюционный характер. Мне стало глубоко пофиг на понятия, которыми я дорожил в 2020 году, — народ, патриот, земля, родина.
Анонимная читательница
В последние недели перед выборами в Минске был большой ажиотаж. Были разрешены митинги [Светланы] Тихановской в рамках предвыборной агитации. Я смотрела на людей и думала, что после выборов все закончится: они либо побоятся выходить, либо будут жестоко избиты. Я была уверена, что разгонов не избежать, а значит, протестовать бессмысленно. Но потом поняла, что такие мысли могли бы порадовать Лукашенко и его силовиков: они старались сделать так, чтобы каждый белорус был убежден, что протестовать опасно и бессмысленно. В 2025 года ясно, что так и есть, но тогда никто из нас не знал, чем все закончится. Я знала только, что Лукашенко не хотел бы видеть меня на площади, а значит, я должна туда прийти. И я приходила. Мне было очень страшно, но гораздо сильнее была гордость за всех нас.
Тогда я правда думала, что мы можем на что-то повлиять. Сейчас я так не думаю. Но это не значит, что не стоило пробовать. Мы увидели, что нас много. Мы узнали, что незнакомый человек может открыть тебе дверь своей квартиры, когда за тобой гонятся омоновцы. Мы поняли, что невозможно молчать, когда людей изобретательно пытают в автозаках и изоляторах просто за то, что они осмелились показать свою нелояльность к феодалу. Мы поняли, что не готовы к силовому протесту: я много раз была в толпе и понимала, что большинство этих людей не только не пойдут на «космонавтов» с вилами, но и будут останавливать тех, кто пойдет. Поэтому я не согласна с теми, кто считает, что мирный характер протестов был причиной их провала. Нет, он был причиной их массовости и длительности.
У нас не получилось в 2020-м, потому что у нас были лишь идеализм и порядочность. Теперь мы знаем, что нужно и многое другое — в первую очередь, отсутствие Путина, готового ввести танки в Беларусь. Но я уверена, что это был невероятно важный опыт для белорусов. К сожалению, для многих он обернулся и очень большими жертвами. В том числе поэтому мне обидно, что потом нас стали называть слабаками, насмехаться над теми, кто ходил с плакатами, пел песни, вешал [бело-красно-белые] флаги, снимал обувь, когда забирался на лавочку. Да, мы заботимся о других, мы верим в лучшее будущее и готовы за это бороться (но не убивать). Я горжусь тем, что мы такие.
Дзина
Ирландия
Я считаю, что протесты в Беларуси были актом абсолютной свободы. Люди не просто локально, а всей страной вышли на защиту себя и своих кандидатов. Они показали, что даже зная, что делал «президент» все эти годы, мы не готовы к погромам и агрессии. Но тогда еще не были ясно, как далеко в защите власти готовы зайти люди в погонах — и каково влияние России. Сейчас, в особенности после 2022-го, стало понятно, что пока не падет один диктатор, второго тоже не скинуть. В стране наращивается военное присутствие РФ — это современная Беларусь, которую люди не хотели.
Если бы был вариант предотвратить насилие, смерти и пытки, что произошли в дни протестов, спасти десятки покалеченных людей, которые до сих пор не могут спокойно спать, и нынешних политзаключенных, я бы им воспользовалась. У меня нет идей, что можно было бы изменить в митингах, чтобы получить желаемое — кажется, все равно сосед не дал бы ничему случиться, окрестив нас «вторым Майданом». Но я знаю, что если бы меня вернули обратно в 2020-й — я бы вышла на улицы, как и тогда.
Дмитрий
Португалия
Я всю жизнь хотел уехать из Беларуси. Мне казалось, что все вокруг поддерживают Лукашенко, что всех устраивает «чарка и шкварка». А если меня что-то не устраивает, если я хочу чего-то еще — то со мной что-то не так, и мне нужно уехать.
И вот в 2020 году я увидел, что Беларусь, в которой для меня есть место, существует. Что не я один хотел перемен, что почти все вокруг тоже их хотели. Это такое странное чувство: я разглядел свою страну по-настоящему, только когда уже оформлял эмиграционную визу, — и сразу после этого у меня ее [Беларусь] отобрали.
Но я верю, что в Беларуси все будет хорошо. Будет новая Беларусь.
Максим (имя изменено)
Одна из стран Балтии
Не могу назвать себя активистом или лидером мнений, но я не мог пропускать марши. За лето и осень 2020-го я сходил где-то на десять. В первый раз — еще до выборов, в день, когда задержали Виктора и Эдуарда Бабарико. Я продолжал выходить на улицу вплоть до ноября, пока активность совсем не угасла.
Родителям (они тоже участвовали) пришлось сменить место работы. Примерно треть моего круга в Беларуси разъехалась по миру. Я и сам переехал в другую страну.
До событий 2020 года мое отношение к политике в Беларуси было волнообразным. Когда наступал новый выборный период, было интересно наблюдать за кандидатами и надеяться, что будет движ. Но потом все снова затихало, политика становилась серым полем, а белорусы в ней — амбивалентным объектом. Интересно было смотреть на послевыборные акции в 2006-м и 2010-м, но в подсознании это все равно воспринималось как «люди побушуют, их жестко задержат, и дальше жизнь продолжится в прежнем ключе».
Протесты 2020 года сломали эту точку зрения. Впервые за мою сознательную жизнь моя нация показала себя как активный субъект, который может в нужный момент объединиться и стать силой. Безотносительно лидеров протестов (честно, они воспринимались больше как вдохновители, нежели как руководители), эта сила в моменте, да и сейчас, воспринималась как высказывание всего народа против зла — насилия, беззакония, обмана.
Каждое воскресенье воспринималось как праздник. Конечно, выход на марш был по-своему нервозным — особенно начиная с середины сентября, когда хапуны стали массовее, и силовики изобретали все новые способы задерживать людей. Но стоило дойти до стелы, объединиться с основной колонной — и на душе снова становилось спокойно.
За пять лет мое отношение к событиям 2020 года не изменилось. Я горжусь и буду гордиться, что это было в моей жизни и в моей стране. Мы выходили за идею превосходства человеческого духа над насилием. С культурной точки зрения, события 2020 года — это новейший и важнейший объект нематериального культурного наследия Беларуси как независимой страны. И он прекрасен именно в той форме, в которой он есть.
То, что происходит с Беларусью сейчас — это страшно. Я искренне переживаю за будущее своей страны и близких, которые там остаются. Но я не понимаю людей, которые утверждают, что лучше бы тех событий не было — чаще всего я слышу это от тех, кто никогда на протестах и не был.
Инна
Литва
Я не самый большой оптимист по жизни и изначально не верила, что мирным протестом мы сможем победить систему, которая пустила корни 30 лет назад. Особенно с такой поддержкой Лукашенко со стороны России. Но я считала, что нужно делать все, что в наших силах. Ходить на марши, донатить, волонтерить — это не только политический, но и этический выбор. Нельзя сидеть дома, когда твоих друзей до полусмерти избивает ОМОН.
Каждая белая ленточка, которую мы завязывали по ночам, каждая бело-красно-белая наклейка на стене были символами того, что мы есть — и нас очень много. Сейчас я думаю, что все сделала правильно, даже несмотря на то, что из-за этого не была дома вот уже больше четырех лет.
Да, у мирного протеста не было шансов. Были бы они, будь у нас оружие в руках? Мне кажется, нет. Скорее всего, ответом стала бы еще бо́льшая агрессия со стороны силовиков (и при поддержке России). Осталась бы я дома, зная, что протесты все равно не приведут к победе? Конечно, нет. Я бы вышла еще десятки и сотни раз. Ради себя, ради того, чтобы защитить свой украденный голос. Жыве Беларусь!
Хотите поддержать тех, кто пострадал от репрессий в Беларуси, и тех, кто не дает эти репрессии замалчивать? Это можно сделать, например, здесь или здесь (полный список проектов помощи политзаключенным есть на сайте Светланы Тихановской). Пожалуйста, учитывайте свои риски и не отправляйте пожертвования с белорусских или российских банковских карт — даже если вы находитесь за границей.
«Медуза»