Венеция-2025. «Отец мать сестра брат» Джима Джармуша — триптих о семьях, где всем друг с другом неловко Если вы любите «Кофе и сигареты», обязательно посмотрите этот фильм
На Венецианском кинофестивале показали новый фильм Джима Джармуша «Отец мать сестра брат» — первую за шесть лет работу режиссера. Предыдущий проект, комедия о зомби «Мертвые не умирают», открыл Канны в 2019 году; новую картину в Канны не взяли, зато в Венеции она попала в основной конкурс — такого с режиссером не случалось еще ни разу, несмотря на всю его известность. На сей раз Джармуш вернулся к формату альманаха, в котором сняты некоторые из самых знаменитых его картин: «Таинственный поезд», «Ночь на Земле», «Кофе и сигареты». Все три новеллы — о семьях; взрослые братья и сестры воссоединяются с родителями и друг с другом. Вопреки ожиданию, эти истории вовсе не о конфликтах — они о попытках спастись от одиночества. Антон Долин рассказывает, как новый фильм вписывается во вселенную Джармуша.
Линч умер, Коэны расстались, старшим в американском инди-кино остался Джим Джармуш. Справедливо, ведь он из всех — самый независимый: настолько, что за 45 лет карьеры ни разу не выиграл серьезный фестиваль и никогда не был номинирован на «Оскар». Подобно своим донкихотствующим героям — бухгалтеру Уильяму Блейку из «Мертвеца», Псу-Призраку из одноименного фильма, Дону Жуану-Джонстону из «Сломанных цветов», безымянному одиночке из «Пределов контроля» и даже водителю автобуса из «Патерсона», — Джармуш упорно идет по собственной узкой тропе, игнорируя автострады. И приходит к такому рукотворному чуду, как «Отец мать сестра брат».
Картина следует другой персональной джармушевской линии — альманахам из нескольких сюжетов, невидимо связанных друг с другом через систему лейтмотивов. Так устроены «Таинственный поезд», «Ночь на Земле», «Кофе и сигареты». Новый триптих посвящен отношениям взрослых детей с родителями. Новеллы «Отец», «Мать» и «Брат сестра» сняты в трех разных городах — где-то в Нью-Джерси, Дублине и Париже. Но, по большому счету, действие разворачивается в придуманном Джармушем «Нигдеграде» — употребленный в шутку топоним Nowersvill становится одной из соединительных тканей картины. Этим, как и темой отчуждения в семье, фильм неуловимо напоминает прорывной минималистский шедевр 1984 года, принесший Джармушу славу, — «Страннее, чем рай».
«Отец»: Джефф и Эмили, брат и сестра, оба — в равной степени зажатые очкарики, едут навестить чудаковатого отца, который похоронил жену и теперь ведет одинокую жизнь (отца играет Том Уэйтс, его детей — Адам Драйвер и Маим Бялик). «Мать»: чопорная респектабельная писательница принимает непохожих дочерей, которых видит лишь раз в году (в роли матери — Шарлотта Рэмплинг, сестер играют Кейт Бланшетт и Вики Крипс). «Брат сестра»: Билли и Скай, темнокожие близнецы из Нью-Йорка, встречаются в Париже, чтобы навестить старую родительскую квартиру, ныне пустующую (близнецов играют Лука Сабба и Индия Мур).
Синопсис мало что сообщает и вовсе ничего не объясняет. У новелл толком нет сюжета, у фильма — сквозной фабулы. Когда-то режиссер объяснял, что любит посвящать экранное время эпизодам, которые остальные кинематографисты бы вовсе выкинули, — например, поездкам в такси («Ночь на Земле») или перекуру между делами («Кофе и сигареты»). Во всех трех главках новой картины буквально ничего не происходит, как в абсурдистском театре Сэмюэла Беккета — недаром действие перенесено в два города, где он жил и работал. Коммуникация с родителями состоит из непроговоренных травм, неловких пауз, дежурных оборотов. Потоптавшись на месте, дети смотрят на часы и с наигранным оживлением объявляют, что им пора. Дверь захлопывается, и с обеих ее сторон — вздох облегчения.
Но ни в одном фильме Джармуша так часто не звучали слова «Я тебя люблю». Да, иногда в них толком не верят ни говорящий, ни собеседник. Но хотя бы хочет уверовать, и это уже полдела.
По-актерски «Отец мать сестра брат» головокружительно прост и неправдоподобно естественен. Бялик и Крипс — профессионалы высочайшего уровня, Бланшетт и Драйвер, несомненно, в числе лучших артистов мира, а Рэмплинг может дать мастер-класс даже им. Однако Уэйтс, несмотря на внушительную фильмографию, не артист вовсе (но как же он невероятно хорош в амплуа то ли безумного, то ли безумно хитрого старика!), а Мур и Сабба большинство увидит впервые. Однако драматургия сплетена так нежно, режиссура до такой степени нюансирована и неназойлива, что возникает ощущение сыгравшегося за годы ансамбля, а может, театральной труппы. Или — почему нет — семьи.
Джармуш давно, хоть и незаметно, строит в фильмах собственную вселенную. Например, еще в «Кофе и сигаретах» режиссер приступил к изучению братско-сестринских отношений, оттуда же пришли планы стола, снятого сверху, и странный обычай чокаться не алкоголем, а кофе, чаем или водой. «Вообще можно чокаться водой?» — недоумевает Джефф.
Чистая питьевая вода, что течет через все три новеллы, вполне точно отражает прозрачность джармушевского стиля, который избегает всего лишнего и в этом искусстве отсечения приближается к дзену. Впору спросить: «Вообще бывает, чтобы такие фильмы оценили на фестивалях?» Обычно — нет. Но не для наград же они снимаются.
В поисках художественного единства Джармуш маркирует каждый эпизод абстрактным цветовым маревом заставки и эскизно набрасывает саундтрек: в этот раз к его гитаре (который фильм подряд он сам выступает композитором) добавился вокал английско-немецкой певицы Аники. Сказывается влияние экспериментальных фильмов Мана Рэя, к которым он недавно записал новую музыку. Смысловые и визуальные рифмы придают конструкции четкость, делают ее своеобразной поэмой в кинематографической форме.
Взять простейший образ — допустим, скейтеров, несущихся мимо тебя по тротуару. С ненатужной элегантностью Джармуш перевоплощает беглое впечатление в маленькое необъяснимое чудо, будто останавливающее время. Почему именно скейтеры? Поди знай. Но их непроницаемость и стремительность делают будничную встречу влекущей загадкой. Будто в этот миг сам здравый смысл укатывается от нас куда подальше, причем на скейте.
Джармуш всегда был поэтом; именно поэтическая нарративная структура отличает его картины от прочих независимых фильмов. Даже название «Father mother sister brother» в оригинале звучит как стихотворная строчка. Рефрены — организующие элементы его альманахов. Во всех трех новеллах фигурируют часы Rolex, никогда не понятно до конца, настоящие или фейковые. Во всех особое внимание получает автомобиль, на котором герои едут к родительскому дому. Во всех обсуждают гороскопы и звучит устаревшая английская идиома «Боб твой дядя». Каждую из этих деталей можно прочитать символически, а можно без этого обойтись. Джармуш старается избегать пафоса.
А еще в каждом случае родные так давно не виделись, что с трудом могут изобрести тему для разговора, — но неожиданно друг для друга, не сговариваясь, оказываются в одежде одинакового цвета. И непременно камера обоих операторов, классика американского артхауса Фредерика Элмса в первой новелле и француза Йорика Ле Со в двух остальных (Джармуш и раньше работал с обоими), внимательно всматривается в старые семейные фотографии, без лишних слов одаривающие персонажей прошлым.
Это не кино о поколенческом разрыве или, боже упаси, конфликте. «Отец мать сестра брат» — молчаливое размышление о семье как единственном действенном лекарстве от одиночества. Оно может быть горьким, просроченным, обладать побочными эффектами, но в большинстве случаев срабатывает. Хотя, быть может, это чистое плацебо, фантазия. Как сообщает нам фильм, коренные племена индейцев и вовсе считают лучшим лекарством от всех хворей простую чистую воду.
Антон Долин