«Никто не хочет в Россию, у вас президент — псих» Вы точно видели фотографии Мартина Парра — например, он снимал открытие первого «Макдоналдса» в СССР. Мы с ним поговорили (хотя он не любит журналистов)

Работы британского фотографа Мартина Парра, в 2024 году вошедшего в Международный зал славы фотографов, невозможно перепутать с какими-то другими. Он снимает людей в обыкновенной обстановке — например, в кафе, на пляже или на городских праздниках, — однако благодаря безупречной драматургии и особому визуальному языку эти кадры, на которых изображена будничная жизнь, выглядят вызывающе. Фотограф известен не только своими снимками, но и тем, что не любит общаться с журналистами. Тем не менее «Медуза» решила с ним поговорить — и узнать, какой он запомнил Россию, куда часто ездил в 1990-х и нулевых (например, Парр сделал самые известные снимки с открытия первого «Макдоналдса» в СССР).

— В сентябре 2025 года вышла ваша автобиография «Чудовищно ленив и невнимателен». Можно ли называть это попыткой какого-то «тотального высказывания»? И, видимо, неслучайно, что это автобиография — учитывая, что вы известны ультракороткими ответами на вопросы и нелюбовью к журналистам.

— Ну, «тотального высказывания» не существует в природе. Соавтор этой книги, Венди Джонс попросила меня дать ей несколько интервью для книги еще восемь лет назад — но у нее ничего не вышло… На этот раз она предложила мне вспомнить 150 знаковых фотографий из моего портфолио. Потом мы созванивались в зуме и обсуждали эти фотографии. Она отредактировала расшифровки — и получилась книга. 

— Вы довольны книгой?

— Да, очень. И продается она отлично.

— Будет ли она переведена на другие языки? 

— Да, через месяц выйдет во Франции. Будут еще китайское издание и американское.

— Надеюсь, когда-нибудь она выйдет и на русском.

— Это вряд ли. У меня уже есть одна книга на русском — интервью с Квентином Бажаком. 

— В России вы очень популярны, вы наверняка это знаете. 

— Я этого не знаю и, скорее всего, никогда больше туда не приеду. Никто не хочет в Россию, у вас президент — псих. 

— Тем не менее в 1990-х вы часто сюда приезжали. Расскажите про этот опыт.

— В начале 1990-х я преподавал фотографию в [Институте искусств в] Хельсинки и часто ездил в Таллин и Петербург. Тогда они выглядели довольно упадочно. Это был рай для фотографа, особенно если работаешь в цвете — я, кстати, никогда не снимал Россию на черно-белую пленку. А возможности вроде съемки открытия «Макдоналдса» и вовсе были бесценны.

— Это ведь одна из ваших самых известных фотографий — очередь на открытии первого «Макдоналдса» в Москве в 1990 году. 

— Да, я помню эту бесконечную очередь. Для нас на Западе, это, конечно, выглядело дико. Кстати, это единственный раз, когда мне разрешили снимать внутри «Макдоналдса»: обычно фотографов туда не пускают, сколько ни уговаривай.

— Расскажите немного о Петербурге и Москве 1990-2000-х. Многие россияне ностальгируют по тем временам, по так называемому путинскому гламуру. А каким его запомнили вы? 

— Когда я впервые приехал в Россию, еда тут была отвратительной. В следующие мои приезды стало уже получше. 

— Сейчас с едой все хорошо. Есть даже такая ироничная присказка: слева рестик, справа арестик. 

— Да уж… Еще помню, что у меня украли камеру: я пошел потанцевать, оставил фотоаппарат под столом, и его кто-то стянул. 

— А где еще вы бывали в Москве? Кажется, вы часто снимали модные показы. 

— Я снимал рождественские вечеринки в Москве, ярмарки для олигархов в «Крокусе», показы мод. Это было хорошо, очень весело. Плясали от души.

В Москве прошло несколько моих выставок. Организовывала их безумная женщина… Господи, как ее зовут-то? Она еще руководит музеем фотографии в Москве.

— Ольга Свиблова?

— Да. Восхитительно безумная.

— Расскажите, пожалуйста, про съемки в Украине — в Ялте в 1995-м… 

— Я люблю морские курорты, а этот был один из самых необычных, которые мне довелось посетить. У нас люди на пляже просто лежат на солнце. У вас люди загорают стоя, подперев бока. Очень фотогенично. 

— Как вы снимали свой проект «Последняя надежда» (Last Resort) [посвященный жизни на британском курорте Нью-Брайтон] и задумывали ли вы его как комментарий о социальном расслоении? 

— Это было начало 1980-х, я как раз перешел с черно-белой стилистики на работу с цветом. Недалеко от моего дома располагался захудалый морской курорт. Несмотря на его ветхость, туда съезжались молодые семьи, и я попытался запечатлеть контраст между ними и общей разрухой. Чаще всего я приезжал по выходным, когда там было полно народу. Я не представлялся фотографом, просто наблюдал. 

— Обычно вы не взаимодействуете с людьми, которых снимаете?

— Взаимодействую только если снимаю портреты, но точно не когда работаю над пляжными сценами. Обычно я просто подхожу и фотографирую. Если люди задают вопросы — объясняю, что делаю. Все на интуиции.

— Вас когда-нибудь просили удалить снимок? 

— Пару раз случалось такое. 

— Вас как художника явно интересует сочетание китча и власти. Чем китч, который вы увидели в России, отличается от западного?

— Он идет от государства, а не от людей, — в отличие, скажем, от всей этой битловской меморабилии у нас. У меня есть коллекция, посвященная советским собакам, летавшим в космос — в СССР же выпускали тонны сувениров в их честь. Лайка погибла при спуске, об этом, кстати, никому не рассказали. Белка и Стрелка выжили — и тогда вокруг них устроили грандиозную кампанию: выпускали марки, плакаты, игрушки. 

— Как вы начали собирать эту коллекцию? 

— Сначала покупал какие-то вещи на московских блошиных рынках. Потом нашел дилера на eBay. Так и собрал. 

— Вы все еще интересуетесь темой китча и власти? Что, если вам предложили бы снимать Дональда Трампа?

— Конечно, снял бы.

— А как именно?

— Не знаю, надо подумать. Времени бы мне дали мало — минуты две. Я бы, наверное, постарался подчеркнуть его волосы, как-то обыграть это — они безумно топорщатся на ветру. 

— Кто еще вам интересен?

— Честно, мне нет дела до знаменитостей. Я предпочитаю обычных людей. У звезд слишком большое эго.

— Вы когда-нибудь хотели поехать снимать войну? 

— Нет, никогда. Для меня гораздо важнее бокал приличного вина и плотный ужин в конце долгого дня. Это мои коллеги [по агентству Magnum] ездят по войнам. 

Мне, конечно, очень жаль украинцев и палестинцев — они страдают из-за безумия тиранов. Но я фотографирую обычную жизнь, которая в большинстве стран продолжается. И несмотря на все ужасы, которые нас окружают, я верю в хорошее в людях. 

— Вы были президентом Magnum в 2013-2017 годах. Как при вас изменилось агентство? 

— Стало больше фотографов из разных стран, это хорошо. Например, к нам присоединилась замечательная Нана Хайтман, которая работает в Москве.

— Как вам кажется, как сейчас можно определить грань между документальной фотографией и пропагандой? Например, фото Трампа с поднятым кулаком, снятое в день покушения, — это документальная фотография или пропаганда?

— Это новостное фото. Но и документальное тоже.

— Где тогда грань? 

— Не знаю, глупый вопрос. Я новости не снимаю. Слушайте, давайте закончим. Вы какие-то дурацкие вопросы задаете. 

— Когда я готовилась к интервью, сразу подумала: «Он крепкий орешек».

— Правильно подумали. Упрямый и вредный. А как иначе?